– Ваня, а мне таки кажется, что покаяться всё равно было бы надо!
– Но мы вроде бы не делали ничего плохого…
– Ой, я вас умоляю!
– Ладно, ладно… Думаешь, мне стоит извиниться за Циветту?
– Таки я любезно перечислю: 1) Покушение на убийство (инопланетные бесы, адепты Дэви-Марии, контуженые эльфы, резвые индуисты, тихие хаббардисты и ещё кто-то там по мелочи…); 2) Воровство (факт отбирания печенек у тех же многострадальных эльфов…); 3) Обман священника и предательское бегство из настоящего монастыря (без комментариев!); 4) Прелюбодеяние (эльфийки, нимфеи, бедная я…) плюс…
– Прелюбодеяния не было!
– Что, и даже в мыслях?!
– В мыслях… было. Каюсь. Довольна?
– Я бы предпочла более публичное покаяние, а-а… сойдёт! В мои грехи углубляться не будем, их меньше, но и они имели место быть. Каюсь, каюсь, каюсь… ой!
Последний вскрик был спровоцирован резкой остановкой белого коня посреди чистого поля, на газоне с васильками. Дорога незаметно кончилась…
– Дети мои, похоже, вы прибыли, – с лёгким оттенком печали объявила Принцесса. Иван первым спрыгнул с седла и подошёл к небольшому красно-коричневому валуну, от него уходили в стороны две тропинки, а на самом камне красовалась позеленевшая медная табличка: «Направо пойдёшь – к казакам попадёшь. Налево пойдёшь – иудеев найдёшь». Рахиль неуклюже сползла с коня и собственными глазами дважды перечитала написанное.
– Претензий нет, всё конкретно до дрожи. Если мы его искали, так это оно и есть. Поздравьте нас, мы каждый дома!
– Удачи. – Седой Миллавеллор смахнул сентиментальную слезу. – Как говорил малоизвестный, но очень мудрый философ: «Прощаясь, друзья меняются половинкой сердца…» Я никогда не забуду вас, казак Кочуев и девица Файнзильберминц!
– Спасибо, – откликнулся подъесаул.
– Он же в первый раз назвал меня по фамилии, – неизвестно чему умилилась бывшая военнослужащая, но Принцесса Нюниэль неожиданно подняла коня на дыбы:
– Моя душа исполнена тревоги! Я физически чувствую, как тёмные силы вновь копят свои еоганып тучи над вашими головами… Спешите же, мы попытаемся отвлечь на себя погоню!
– Какие тучи, где? – Рахиль скептически обвела взглядом горизонт. – Небо чистое, как голубая тарелка с трещинкой в бедной еврейской семье на следующий день после Хануки…
– По-моему, они от нас просто устали, – подтвердил казак, когда белый жеребец унёс эльфийскую пару в светлую даль. – Ну что ж, мальчики направо, девочки налево?
– Таки да. Заходи, если что…
– Ты тоже.
Они резко развернулись и едва ли не бегом бросились в разные стороны. Да, да! Резко и сразу, не сказав слов прощания, не обнявшись напоследок, не взглянув в глаза, не… Они не могли иначе. В глубине души каждый прекрасно понимал – ещё мгновение, и они так вцепятся друг в друга, что уже никакая сила на свете не заставит их разомкнуть объятия!
Оба знали – останься они сейчас вместе, и насмарку пойдут все испытания… Всё будет брошено и сметено слепой мощью любви – вера отцов, национальные традиции, память предков, гордость рода и… даже воля Бога! Они не могли пойти на это, стоя на самом пороге долгожданного Рая…
Иван Кочуев успел пролететь буквально пять-шесть шагов, как был остановлен твёрдой казачьей рукой. Он поднял глаза и обомлел – перед ним стояли трое рослых бородачей в новенькой форме войска Донского, все при шашках, с Георгиевскими крестами на груди и дружелюбными улыбками.
– Здорово, станичник! К нам ли путь держишь? – спросил один.
– Видимо, да… – неуверенно огляделся молодой человек. Камень исчез, сзади расстилалось чистое поле, впереди – новый мир… Голубоглазый бородач ободряюще хлопнул его по плечу и отечески обнял:
– Не робей, парень. Раз сюда дошёл, значит, казачье сердце у тебя в груди! В станицу райскую с нами пойдёшь, хату тебе всем миром поставим, любого коня из табуна выбирай, брагу ставь, живи – не тужи!
– Ага… спасибо, очень приятно… – Иван бросил тоскливый взгляд на залитую солнцем станицу, словно воссозданную из романтических иллюстраций к шолоховским рассказам. Невдалеке бродили статные гнедые кони, серебрилась река, блестели купола православного храма, и в отдалении разносились протяжные казачьи песни…
– Да ты что смурной такой? Али не по нраву чего? – удивлённо спросил второй.
Бывший подъесаул повесил голову…
– Нет… нормально всё, как и ожидал. Здесь действительно Рай, и я… Просто знакомая у меня там осталась… хорошая знакомая, Рахиль и… это…
– Еврейка, что ль?! – не понял третий, и все на секунду сдвинули брови. – Так забудь её! Не след православному казаку из-за коленки израилевой в грусть впадать. Вона, в станице уж отыщешь себе любушку по сердцу! Нашей красы и веры, а евреям в казачий Рай ходу нет…
– Это я понимаю. – Иван решительно поправил фуражку и посмотрел, как горят на солнце золотые кресты далёкой церковки. – По сердцу, говорите, по сердцу…
…Рахиль тоже никуда особенно не ушла. Вид, открывшийся ей сразу за красным камнем, был настолько величественным, что она едва не упала на колени. На зелёном холме раскинулся золотой город – небесный Иерусалим! Сразу вспомнилось всё – детство, юность, родители, цитаты из Торы, праздник совершеннолетия «бат-мицва», сухой вкус мацы, запах бабушкиных лекарств, мгновенная боль от того страшного взрыва… Всё вспыхнуло в груди и откатило, сердце наполнилось необычайным покоем, на пыльную тропинку упала всего одна счастливая слеза…
– Здравствуй, девочка. – Навстречу Рахиль из ниоткуда вышел благообразный старец с библейским лицом и печальными глазами. Его длинные одежды едва не касались земли, а на губах бродила всепрощающая улыбка…