– Нет, – с трудом выдавил подъесаул, повесив голову.
Рахиль попробовала пошутить:
– Ой, таки наш Миллавеллор явно приглянулся вашему рыжему батюшке! А почему никто не повеселился…
– Потому что… это монастырь, – решился Иван. – Отец Никодим сказал, что здесь единственное место, где православная душа может укрыться от грехов и скверны окружающего мира. Монахи живут в скромности, усердии и молитвах. Никакое зло святых стен обители не касается, так что если православный Рай и есть, то он тут! Поэтому… вы тоже…
– Мы тоже – тут?! – на всякий случай уточнила девушка, хотя ответ был и так ясен…
– Да, тоже! Завтра вас окрестят, и вы с радостью останетесь в монастыре, славить Господа… Здесь все так живут и не находят в этом ничего плохого. И не фига хвататься за автомат, ясно?!!
– Прошу простить, это она автоматически, – скаламбурив, вступился седой миротворец, когда Рахиль едва не брякнулась со скамьи, сражённая казачьим рёвом прямо в ухо.
– Но поймите и нас, я плохо разбираюсь в тонкостях религии, однако, помнится, ваша подруга искала несколько другой Рай? А для меня священна лишь «Сага о кольце», ну и, может быть, чуточку «Путешествие туда и обратно». Эльфы не верят в Бога…
– Как окрестят – поверите, – устало буркнул молодой человек и хлопнул фуражкой по колену. – А-а, чёрт бы их побрал! Можно подумать, я тут всю жизнь в монахи собирался?! Просто здесь других вариантов нет…
– Я… буду… отстреливаться!
– На, стреляй меня первого! Устроить пальбу в православном монастыре я тебе всё равно не позволю.
– Ванечка-а… – Рахиль нежно прильнула к подъесаульскому плечу. – Ну, может быть, как-нибудь скажем им, объясним как-нибудь… Я же еврейка, меня насильно крестить нельзя – это грех! И антисемитизм опять же…
– Да понимаю я, всё понимаю… Сделать ничего не могу. Я – казак, а значит, должен отличаться набожностью и святых отцов «долгогривыми» не обзывать! То есть вообще слушаться всячески…
– А я считала вас другом!
– Рахиль…
– Таки вы друг или казак?!
Ответить Иван не успел, да и вряд ли смог бы. В трапезную чинно ввалилась толпа монахов, все серьёзные, сосредоточенные и, главное, очень любящие пшённую кашу на свином сале. Бедная голодная еврейка пару минут мучительно боролась сама с собой, а потом, к немалому изумлению подъесаула, сняла берет и, держа его перед собой, пошла вдоль столов…
– Подайте хлебушка, за Христа ради! Храни вас Господь… ага… ага… спасибо, дяденьки… ага… только не сала!.. хлебушка бы… ага… спаси Господь! Хлебушка… ага… не жмитесь… таки да!
Она вернулась, когда насобирала примерно килограмма два ржаного и белого вперемешку. Бухнулась за стол, молча съела почти половину, бутербродно накладывая белый на чёрный, запивая обычной водой прямо из крынки. Вытерла губы рукавом, пристально глянула в глаза подъесаула и твёрдо заявила:
– Я не хочу быть Фатиньей!
Иван решительно встал и направился к выходу. Теперь он намеревался всерьёз переговорить с отцом Никодимом. Может быть, настоятель действительно был ближе к Богу и знал сокрытое от простых людей; может быть, он был абсолютно прав, своевольно крестя всех, кто сюда попадал; может, личностей, не понимающих собственного счастья, и надо совать в него насильно, в заботе об их же благе… Возможно всё! А уж учитывая близость монастыря к реке, где вольно разгуливают ролевики-оборотни, к безбожному дому Хаббарда, а соответственно проискам Свидетелей Иеговы, агрессивному Белому Братству и вездесущим летающим тарелкам, то… Следовало десять раз подумать, а так ли уж был неправ отец Никодим?
Казак Кочуев не возвращался долго. Все успели поесть, натрапезничаться, выйти, не особенно обращая внимания на новоприбывших. Еврейка в камуфляже с автоматом и остроухий эльф с патлатым хвостиком ни у кого интереса не вызывали. Каждый монах был углублён в молитвы, что, во-первых, радовало (есть же истинно верующие люди!), во-вторых, огорчало (не хотим стать такими же!). Поэтому, когда в трапезную вбежал очередной послушник в длинной рясе, на него не обратили должного внимания. Вернее, не сразу обратили…
– Ваня?!
Бывший подъесаул не сразу смог заговорить, его душили слёзы.
– Таки разговор с церковным начальством как-то не задался, – прозорливо угадала Рахиль. – Они наверняка навалились сзади, шестеро на одного, вы даже не успели потрогать шашку, хотя сопротивлялись, как лев!
– Они… а они… у меня… я же им…
– Терпи, казак, а то мамой будешь, – сострадательная еврейка утешающе поправила Ивану сидящую набекрень чёрную монашескую скуфейку. – Вы как ребёнок, честное слово… Нельзя же всегда быть таким откровенно прямолинейным. Поверьте, даже слова «да» и «нет» можно передавать с тысячей смысловых оттенков…
Пока она разъясняла молодому человеку элементарные основы дипломатии, старый эльф высунулся из трапезной наружу, узрел идущую к ним делегацию и шёпотом доложил:
– Этот рыжебородый деспот идёт сюда, с ним несколько человек. Будем драться? У нас ещё есть кинжал, автомат и меч…
– Таки зачем?! Библия учит нас, что со святыми людьми всегда можно договориться!
Она только-только успела попросить Миллавеллора подержать казака на коротком поводке, как отец Никодим встал перед ними, подобно девятому валу на картине Айвазовского.
– Не след тут долго чревоугодничать, пора и делу послужить. До вечерни по хозяйству помочь надобно, двор вымести, посуду перемыть, да мало ли… Вот и беритесь, благословясь!
– Батюшка, – скромно опустив очи долу, спросила Рахиль. – Позвольте лишь один вопрос полюбопытствовать…